Неточные совпадения
Некоторые отделы этой книги и введение были печатаемы в повременных изданиях, и другие
части были читаны Сергеем Ивановичем людям своего круга, так что мысли этого сочинения не могли быть уже совершенной новостью для публики; но всё-таки Сергей Иванович ожидал, что книга его появлением своим должна будет произвести серьезное впечатление на общество и если не переворот в науке, то во всяком случае сильное волнение в ученом
мире.
Иные рассуждали с жаром, другие даже держали пари; но бо́льшая
часть была таких, которые на весь
мир и на все, что ни случается в свете, смотрят, ковыряя пальцем в своем носу.
Летики не было; он увлекся; он, вспотев, удил с увлечением азартного игрока. Грэй вышел из
чащи в кустарник, разбросанный по скату холма. Дымилась и горела трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые холодной водой. Зеленый
мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое место, заросшее пестрой травой, и увидел здесь спящую молодую девушку.
Мысль — один из феноменов
мира,
часть, которая стремится включить в себя целое.
— Слышал? Не надо.
Чаще всех других слов, определяющих ее отношение к
миру, к людям, она говорит: не надо.
Редко слышал он возгласы восторга, а если они раздавались, то
чаще всего из уст женщин пред витринами текстильщиков и посудников, парфюмеров, ювелиров и меховщиков. Впрочем, можно было думать, что большинство людей немело от обилия впечатлений. Но иногда Климу казалось, что только похвалы женщин звучат искренней радостью, а в суждениях мужчин неудачно скрыта зависть. Он даже подумал, что, быть может, Макаров прав: женщина лучше мужчины понимает, что все в
мире — для нее.
«Большинство людей — только
части целого, как на картинах Иеронима Босха. Обломки
мира, разрушенного фантазией художника», — подумал Самгин и вздохнул, чувствуя, что нашел нечто, чем объяснялось его отношение к людям. Затем он поискал: где его симпатии? И — усмехнулся, когда нашел...
Религиозное учение это состояло в том, что всё в
мире живое, что мертвого нет, что все предметы, которые мы считаем мертвыми, неорганическими, суть только
части огромного органического тела, которое мы не можем обнять, и что поэтому задача человека, как частицы большого организма, состоит в поддержании жизни этого организма и всех живых
частей его.
—
Мир дому сему, — крикнул поп Савел еще под окошком. — У меня сегодня в голове такая мельница мелет… А я уж поправился, стомаха ради и
частых недуг!..
При ложном делении
мира на две
части, которое вызывает необыкновенную лживость, научные открытия и технические изобретения представляют страшную опасность все новых и новых войн.
Человеческий
мир распадается на
части, и вместе с тем мы вступаем в универсальную эпоху.
Можно установить следующие религиозные черты марксизма: строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость, разделение на ортодоксию и ересь, неизменяемость философии науки, священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может быть истолковываемо, но не подвергнуто сомнению; разделение
мира на две
части — верующих — верных и неверующих — неверных; иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху; перенесение совести на высший орган коммунистической партии, на собор; тоталитаризм, свойственный лишь религиям; фанатизм верующих; отлучение и расстрел еретиков; недопущение секуляризации внутри коллектива верующих; признание первородного греха (эксплуатации).
Самое различение буржуазии и пролетариата носит аксиологический характер, есть различение зла и добра, тьмы и света, почти манихейское деление
мира на две
части, на царство тьмы и царство света.
Она дуалистична в делении
мира на две
части, за социальную революцию и против нее, и монистична в утверждении своего нового царства.
Марксисты-коммунисты по-манихейски делят
мир на две
части:
мир, который они хотят уничтожить, для них управляется злым богом и потому в отношении к нему все средства дозволены.
Нельзя смешивать логическую необходимость в познании и необходимость в самой жизни
мира; но и в самом познании нет исключительной логической необходимости, которая занимает лишь
часть познания.
Подавленность всех других сфер человеческой деятельности бросала образованную
часть общества в книжный
мир, и в нем одном действительно совершался, глухо и полусловами, протест против николаевского гнета, тот протест, который мы услышали открытее и громче на другой день после его смерти.
Тихо светит по всему
миру: то месяц показался из-за горы. Будто дамасскою дорого́ю и белою, как снег, кисеею покрыл он гористый берег Днепра, и тень ушла еще далее в
чащу сосен.
Я пережил
мир, весь мировой и исторический процесс, все события моего времени как
часть моего микрокосма, как мой духовный путь.
Конец
мира произойдет не в будущем, которое есть
часть нашего разорванного времени.
Но жизнь
мира, жизнь человека в значительной своей
части это обыденность, то, что Гейдеггер называет das Man.
Я постигал
мир «не-я», приобщался к нему, лишь открывая его как внутреннюю составную
часть моего
мира «я».
Я никогда не чувствовал себя
частью объективного
мира и занимающим в нем какое-то место.
Я нашел в библиотеке отца «Критику чистого разума» Канта и «Философию духа» Гегеля (третья
часть «Энциклопедии»), Все это способствовало образованию во мне своего субъективного
мира, который я противополагал
миру объективному.
Стены этих трактиров видали и крупных литераторов, прибегавших к «издателям с Никольской» в минуту карманной невзгоды. Большей
частью сочинители были из выгнанных со службы чиновников, офицеров, неокончивших студентов, семинаристов, сынов литературной богемы, отвергнутых корифеями и дельцами тогдашнего литературного
мира.
То было очень интересное и напряженное время, когда для наиболее культурной
части интеллигенции раскрывались новые
миры, когда души освобождались для творчества духовной культуры.
Россия есть целая
часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два
мира.
У него было видение целостности, всеединства
мира, божественного космоса, в котором нет отделения
частей от целого, нет вражды и раздора, нет ничего отвлеченного и самоутверждающегося.
Католический разрыв церковного общества на две
части сказался еще в том, что
мир был лишен священного писания как непосредственного источника религиозной жизни и духовенство стало между Евангелием и душами человеческими.
Я знаю, знаю, что не мое бытие и не бытие
мира зависит ох суждения, от связки «есть», а суждение со всеми его
частями зависит от моего бытия и бытия
мира.
История
мира протекает в состоянии распада всех
частей и их взаимной скованности.
Все уже было в
мире по
частям, все назрело, все подготовилось, но Самого Христа еще не было.
Воспринимаемая мною чернильница принудительно мне дана, как и связь
частей суждения; она меня насилует, как и весь
мир видимых вещей; я не свободен принять ее или не принять.
«Глаза, — сказал кто-то, — зеркало души». Быть может, вернее было бы сравнить их с окнами, которыми вливаются в душу впечатления яркого, сверкающего цветного
мира. Кто может сказать, какая
часть нашего душевного склада зависит от ощущений света?
В
мир из Дома доходило очень мало известий, и те, которые доходили до мирских ушей, были по большей
части или слишком преувеличены, или совсем чудовищно извращены и носили самый грязный, циничный характер.
И что в особенности дорого было в этих «записках» — это полное совпадение их с тем общеопекательным тоном, который господствовал в то время в одной
части петербургского бюрократического
мира!
— Это ты верно говоришь, дедушка, — вступился какой-то прасол. — Все барином кормимся, все у него за спиной сидим, как тараканы за печкой. Стоит ему сказать единое слово — и кончено: все по
миру пойдем… Уж это верно! Вот взять хошь нас! живем своей торговой
частью, барин для нас тьфу, кажется, а разобрать, так… одно слово: барин!.. И пословица такая говорится: из барина пух — из мужика дух.
Эта детская, но крепкая вера все
чаще возникала среди них, все возвышалась и росла в своей могучей силе. И когда мать видела ее, она невольно чувствовала, что воистину в
мире родилось что-то великое и светлое, подобное солнцу неба, видимого ею.
Вот: если ваш
мир подобен
миру наших далеких предков, так представьте себе, что однажды в океане вы наткнулись на шестую, седьмую
часть света — какую-нибудь Атлантиду, и там — небывалые города-лабиринты, люди, парящие в воздухе без помощи крыльев, или аэро, камни, подымаемые вверх силою взгляда, — словом, такое, что вам не могло бы прийти в голову, даже когда вы страдаете сноболезнью.
Мир разделялся на две неравные
части: одна — меньшая — офицерство, которое окружает честь, сила, власть, волшебное достоинство мундира и вместе с мундиром почему-то и патентованная храбрость, и физическая сила, и высокомерная гордость; другая — огромная и безличная — штатские, иначе шпаки, штафирки и рябчики; их презирали; считалось молодечеством изругать или побить ни с того ни с чего штатского человека, потушить об его нос зажженную папироску, надвинуть ему на уши цилиндр; о таких подвигах еще в училище рассказывали друг другу с восторгом желторотые юнкера.
Лодка выехала в тихую, тайную водяную прогалинку. Кругом тесно обступил ее круглой зеленой стеной высокий и неподвижный камыш. Лодка была точно отрезана, укрыта от всего
мира. Над ней с криком носились чайки, иногда так близко, почти касаясь крыльями Ромашова, что он чувствовал дуновение от их сильного полета. Должно быть, здесь, где-нибудь в
чаще тростника, у них были гнезда. Назанский лег на корму навзничь и долго глядел вверх на небо, где золотые неподвижные облака уже окрашивались в розовый цвет.
В большей
части случаев я успеваю в этом. Я столько получаю ежедневно оскорблений, что состояние озлобления не могло не сделаться нормальным моим состоянием. Кроме того, жалованье мое такое маленькое, что я не имею ни малейшей возможности расплыться в материяльных наслаждениях. Находясь постоянно впроголодь, я с гордостью сознаю, что совесть моя свободна от всяких посторонних внушений, что она не подкуплена брюхом: как у этих «озорников», которые смотрят на
мир с высоты гастрономического величия.
Но я вам сказал уже, что следственной
части не люблю, по той главной причине, что тут живой материял есть. То ли дело судейская
часть! Тут имеешь дело только с бумагою; сидишь себе в кабинете, никто тебя не смущает, никто не мешает; сидишь и действуешь согласно с здравою логикой и строгою законностью. Если силлогизм построен правильно, если все нужные посылки сделаны, — значит, и дело правильное, значит, никто в
мире кассировать меня не в силах.
Находившись, по обязанности, в
частом соприкосновении с этим темным и безотрадным
миром, в котором, кажется, самая идея надежды и примирения утратила всякое право на существование, я никогда не мог свыкнуться с ним, никогда не мог преодолеть этот смутный трепет, который, как сырой осенний туман, проникает человека до костей, как только хоть издали послышится глухое и мерное позвякиванье железных оков, беспрерывно раздающееся в длинных и темных коридорах замка Атмосфера арестантских камор, несмотря на
частое освежение, тяжела и удушлива; серовато-желтые лица заключенников кажутся суровыми и непреклонными, хотя, в сущности, они по большей
части выражают только тупость и равнодушие; однообразие и узкость форм, в которые насильственно втиснута здесь жизнь, давит и томит душу.
Я не понимаю этой глупости, которую, правду сказать, большая
часть любовников делают от сотворения
мира до наших времен: сердиться на соперника! может ли быть что-нибудь бессмысленней — стереть его с лица земли! за что? за то, что он понравился! как будто он виноват и как будто от этого дела пойдут лучше, если мы его накажем!
Тогда газета шла хорошо, денег в кассе бывало много, но Никита Петрович мало обращал на них внимания. Номера выпускал
частью сам (типография помещалась близко, в Ваганьковском переулке),
частью — второй редактор, племянник его Ф.А. Гиляров, известный педагог-филолог и публицист. Тоже не от
мира сего, тоже не считавший денег.
Началось у нас солнце красное от светлого лица божия; млад светёл месяц от грудей его; звезды
частые от очей божиих; зори светлыя от риз его; буйны ветры-то — дыханье божее; тучи грозныя — думы божии; ночи темныя от опашня его! Мир-народ у нас от Адамия; от Адамовой головы цари пошли; от мощей его князи со боярами; от колен крестьяне православные; от того ж начался и женский пол!
В его голове мелькал уже план целой заметки: «Известно, что наш город, величайший в
мире, привлекает к себе пришельцев из отдаленнейших
частей света. На днях мы имели случай наблюдать, как один из этих дикарей…»
«Каждое правительство содержит столько войска, сколько оно могло бы содержать, если бы его народу угрожало истребление, и люди называют
миром состояние напряжения всех противу всех. И потому Европа так разорена, что если бы частные люди были в том положении, в котором находятся правительства этой
части света, то самым богатым из них было бы нечем жить. Мы бедны, имея богатства и торговлю всего
мира».
Взявшие меч от меча погибнут, а ищущие
мира, поступающие дружественно, безобидно, забывающие и прощающие обиды большею
частью наслаждаются
миром или если умирают, то умирают благословляемыми.